Музыкант, актёр, 78 лет, Гальбьяте, Италия.
Обо мне чего только не писали. Например, что я редко выхожу из дома и неохотно пускаюсь в разговоры. Но это неправда. Дайте мне повод — и я такого наговорю.
Я бунтую против всех политиков, вне зависимости от того, каким знаменем они прикрываются. Ведь ни один из них не остановил разрушительную волну новостроек.
Я бунтую против бедняков, которые соглашаются заживо хоронить себя в этих бетонных коробках. Я бунтую против тех, для кого идти в ногу со временем — это значит уничтожать на своем пути всё, что было создано до них. Ведь это примерно то же самое, что устроиться жить на шестом этаже, когда пять нижних отданы под снос.
Я уже давно смирился с тем, что в будущем всё будет только хуже, но почему-то продолжаю возмущаться и критиковать. Наверное, для очистки совести.
Наверное, единственный способ научить политиков снова быть честными и мудрыми — это приставить к каждому из них по философу или поэту.
Чтобы быть справедливым, нужно для начала быть добрым. А быть добрым — это значит понимать, что все люди ошибаются.
Некоторые люди считают меня реакционером, и, наверное, они правы.
Я пел: «Настоящая любовь, навеки скрепленная на небесах, и ничто на земле её не разрушит». Тогда все увидели в этом политическое высказывание: будто я выступаю против разводов.
На самом деле в этой песне я признавался в любви своей жене. А разводы… Если люди в какой-то момент перестали между собой ладить, развод — это правильный выход. Но сперва нужно попытаться сделать всё возможное, чтобы спасти любовь.
Семья — это либо постоянный саботаж, либо надёжная опора. В последнем случае тебе очень повезло.
Я мало понимаю в эмбрионах, но одно знаю точно: любую искру жизни нужно беречь.
С высоты семидесятилетнего возраста всё видится иначе. Сложно не замечать, что наша планета тяжело больна.
Когда я вижу себя на старых черно-белых видеозаписях, я думаю: «Чёрт, а ведь я был красивым. И как я этого раньше не замечал?»
На обложке одного из дисков художник изобразил меня в образе боксёра. Кажется, он угадал правильно. Боксёр — это тот, кто дерётся. Он принимает и наносит удары, мечтает о победе, а иногда терпит поражения. И тогда, вернувшись домой с пластырем на брови, он спрашивает себя: а может, зря я мечтал?
Что бы ты ни придумал, всегда найдётся тот, кто уже делал это до тебя. Так что главное — сделать это лучше.
Секрет моей оригинальности в том, что я много копирую. Когда я смотрел фильмы с Кларком Гейблом, то всегда пытался перенять его жесты.
Почему я окрестил себя «королём невежд»? Наверное, потому, что жизнь становится всё сложнее, и люди начинают мыслить всё более изощрённо и тонко. В такой ситуации откровений нужно ждать от простых людей — от прохожего, который, возможно, даже и читать толком не умеет.
Мой вам совет: дорожите своим невежеством и делитесь им с теми, кто слишком поднаторел в вопросах экономики и культуры.
Недавно Монтедземоло (президент Ferrari. — Esquire) запустил новый высокоскоростной поезд. Я не против, но только надо это чем-то уравновесить. Пусть теперь Монтедземоло запустит другой поезд, скажем, под названием «Улитка», который специально будет ехать очень медленно — чтобы пассажиры могли любоваться видами из окна.
Я обошёл тысячи церквей — от Миланского собора до церквушек Болоньи, Неаполя и Палермо — и нигде не смог уловить ни слова из проповеди. Не потому, что священники говорили непонятно, а потому, что они просто не могли отрегулировать звук в громкоговорителях, и на последних рядах их вообще не было слышно. Мне кажется, они рассуждают так: мы своё дело сделали, проповедь прочитали, а уж слышно её было на последних рядах или нет — это не наша забота.
Больше всего меня раздражает, что проповедники всегда забывают сказать о самом главном: они почему-то никогда не говорят о рае. Почему? Возникает ощущение, будто человек живет на Земле только ради того, чтобы умереть. Но это неправда. Священники просто обязаны напоминать нам о рае, иначе многие будут думать, что жизнь — это только то, что есть здесь и сейчас. Хотя какая это, к черту, жизнь? Сплошные налоги, кризисы и военные конфликты.
Нужно, чтобы Италией руководил правильный человек. Если вы думаете, что я имею в виду себя, то ошибаетесь. Конечно, я подошёл бы, но я слишком стар. Пусть это будет кто-то очень похожий на меня.
Я всегда ощущал себя богачом, который в любой момент может потерять всё ради идеала.
Успех — вещь прекрасная и очень приятная. Но что это в сравнении с тем счастьем, которое испытываешь, когда играешь с друзьями партию в бочче (традиционная итальянская игра с мячом. — Esquire)?
Мне всегда нравилось быть «талантливым кретином» (одно из прозвищ Челентано. — Esquire). Потому что в этом словосочетании слово «кретин» обретает особое значение. Что-то вроде «талантливого безумца».
Меня приглашают в Сан-Ремо не просто как певца, а из-за целого набора качеств: я и пою, и танцую, и говорю складно, и часы смогу починить, и текущий кран, если надо, подкручу.
Собрать стадион сегодня — дело нехитрое. Раньше такое мало кому удавалось — мне, и больше, пожалуй, никому. А теперь людям будто деньги девать некуда — все ходят на концерты. Вот я и решил: возьму и соберу пустой зал. Объявлю сейчас, что там-то и там-то в 9:15 будет мой концерт. Я явлюсь туда в назначенное время, но никто не придёт, потому что мне сейчас на слово никто не поверит, а никаких анонсов я больше давать не буду. Просто приду — и соберу пустой зал. И это будет сенсация.
Не надо стараться всё понять. Так интереснее.
